В отрядах японской Квантунской армии их называют maruta. По-немецки будет Holzklotz, – чурбаны, деревяшки. Брёвна. Не человек, не скот, – материал. По-своему ценный, – или, скорее, имеющий цену, – но в абсолюте – бесчувственный, бессловесный, взаимо-легко заменяемый материал. Непригодные для работы излишки уничтожают, особо редкие экземпляры – тщательно отбирают и берегут, но недолго, и лишь для того, чтобы, освежевав на станке, уложить под фундамент нового мира, – под ноги нового, сверх_человека.     

Такая всепоглощающая гордыня – думать, что среди них, копошащихся одинаково слепо в земной пыли, за короткую жизнь успевая с трудом наскрести вероломства и благочестия на билет в близлежащую вечность, кто-то собой представляет нечто иное, чем человечишка, – плюс-минус семьдесят килограммов плоти, костей и крови с трепещущей в них бессмертной душой. Не больше. Но и не меньше.

Дьявол – не всемогущ, не всеведущ, – иначе, пожалуй, ему очень скоро наскучило бы смотреть за обретшими волю творениями Отца. Дьяволу это, пожалуй, что и не нужно: в отличие от Него, он не строит вокруг себя неприступных железнокаменных бастионов, – он не боится. Дьявол, по сути своей, любопытен.

Он улыбается широко, благосклонно кивает, – всем и никому конкретно одновременно, – стоя по правую руку от коменданта синеглазой поджарой тенью из концентрированного мрака, окидывает внимательным взглядом колонну новоприбывших. На нём офицерская форма и лишь слегка подрихтованный облик: что-то о форме черепа, – маленькая деталь, дуновение времени.

Круглолицый и заспанный, с тонкой решёткой морщин на широком лбу, Хёсс рядом с ним – в лучшем случае невыразительный, чуть лысеющий господин средних лет, вовсе не походящий на грозного рулевого машины смерти. Впрочем, ему не положено на него походить, не сейчас: весь смысл уличного спектакля, разыгрываемого здесь день ото дня, в том, чтобы узники до последнего не догадывались о том, что их ждёт. И они не догадываются: кто-то волочет за собой чемоданы, предметы быта [один прижимает к себе небольшой перетянутый выцветшим красным шелком торшер], другие – держат за руки детей, громко шикая, чтобы те не игрались возле железной дороги, – никто не может себе представить, что его жизнь закончится здесь, в этом месте.

Вдоль длинной колонны белыми грифами кружат военные медики, – с Люцифером у них один интерес: выглядеть что-нибудь необычное, любопытное, то, что хоть ненадолго сможет занять их всепоглощающую, греховную жажду познать высший замысел, – предвосхитить, превозмочь, подчинить его своей воле. Предмет своего любопытства он примечает сразу же, – но выжидает, не нарушая правил взятой на себя незамысловатой роли, до тех пор, пока он не подойдёт, – и лишь тогда улыбается шире:
– Менгеле? Доктор Йосеф Менгеле? – В интонациях он умело мешает наигранное смятение, – будто вышестоящему офицеру трудно припомнить необходимое имя, – восторг узнавания и радушие палача, приветствующего коллегу.
– Людвиг Зифферер. Я так и знал, ваше лицо мне знакомо: мы с вами встречались на лекциях профессора Рудина. Жизнь развела меня с медициной, сведя с политикой, но я наслышан о вашей работе.

Это практически чистая правда. Дьявол не любит лгать, – как ни странно, – намного приятнее приукрашивать или недоговаривать нужное, оставляя нетронутую канву убедительного правдоподобия.

Ясные голубые глаза чуть лукаво, но улыбаются, вторя уголкам губ, демонстрируя то ли симпатию, то ли обыкновенное нетерпение: Сатане в самом деле не терпится разузнать об этом, в своём, особенном смысле, но выдающемся человеке.

Такая неомрачённая, кристаллическая гордыня.

он отдал бы девчонке той целый мир, но сразу же погибало всё, что бы он ни дарил - и он ждал, как приступа, начитавшись, что однажды в любви побеждает искренность, и над сердцем даже смерть не властна; в груди погром, и, чтобы открыть нутро, он сорвал с себя тут же маску - и тогда внутри стало скверно: взглянув в его лицо, она познала ужас сути самой смерти и казалось, как будто бы замер мир - но очнулся, осознав, что он всё-таки натворил, пряча лицо, и порицательно начнёт винить от ярости себя - и после сразу в безумии отрицать это

[indent] I have not committed sin. Синтетический свет красит взгляд в мертвенно-голубой, фиксирует отклик зрачка, вводит в него иглу. Люди вокруг открывают и закрывают рты, пробуют прожевать вторично переработанную, сублимированную пустоту, — они похожи на бледноглазых рыб с яркой цветной чешуёй, выброшенных волнами на берег бескрайнего океана, или на призраков, — в сущности, это одно и то же.
[indent] I have not been an eavesdropper. Он больше не понимает, о чём они говорят, — смотрит снаружи, через блестящую плёнку, и видит только своё отражение, — отвечает односложными фразами. Яркий свет. Белый шум. Равномерный гул крови в висках. Запах пластика, усиливающийся у запястий и мочек ушей.
[indent] На грани видимости мелькает нетронутое трауром небесно-белое платье, — говорят, до того, как всё разделилось на “до” и “после”, небеса были того же цвета, что и его глаза, но теперь они полны серебра. Ему что-то вкладывают в ладонь. Металлический холод непреднамеренно запускает цепную реакцию, дрожь заползает в рукав как испуганное животное, прячется в сгибе локтя от протянутых пальцев. I have not eaten the heart.
[indent] Это какой-то замысловатый обряд. Операция на открытом сознании. Производятся жесты, движутся изображения на экранах, механизированная ладонь перекладывает кусочки обугленной плоти в стерилизованные сосуды, байт за байтом перерабатывает записи наблюдения в программу карточного автоматона. Метроном у виска бьёт шестьдесят четыре в минуту. Стабильное состояние. Необходимо продолжить работу. I am not a man of deceit.

stray
verb [ I ]
to travel along a route that was not originally intended
or to move outside a limited area

[indent] Нет правильных слов для того, чтобы описать то, что произошло. У неё [Бриджет] всегда есть правильные слова. Может быть, где-то спрятана металлическая шкатулка, в которой она хранит их, складывая туда каждый раз, когда закрывает глаза, — где-то, куда ты никогда не смотришь. Где-то под маской. Эта трагедия показала, как важно………но мы не должны… I have slandered [no man].
[indent] Voidout. Слова рождаются и умирают, будто бы кто-то пытается замостить ими всю эту пустоту, — но у них не выходит, и пустота плещется вереницами чёрных волн там, где кипела жизнь: овдовевшие женщины, мужчины, потерявшие своих жён, осиротевшие дети. В английском языке нет слова, чтобы назвать родителя, потерявшего своего ребёнка.
[indent] Дальнейшее повышение дозировки успокоительных может вызвать коллапс. I have not polluted myself. Им не хочется начинать с начала. Он уважает чужую работу. I have wronged none, I have done no evil.
[indent] Воображаемый стержень, — стеклянная трубка, идущая через горло и вниз, — достигает предела сдавления и схлопывается внутрь себя, издавая жалобный звук, — разрывает в кровавое крошево мягкие ткани. I have not uttered lies.

stray
verb [ I ]
to move away from a place where you should be

[indent] — Простите, мне нужно… —  I have never raised my voice; уголок рта сковывает спонтанное головокружение, паралич прошивает сквозь вены и лопается, обрываясь цветными искрами, киломилями обесточенных кабелей падает под нагрузкой. Блэкаут. Паническая потребность в потере сознания. Он не понимает, что говорят вокруг, не запоминает, как вечность идёт наполовину вслепую по коридору, напарываясь на встречных людей, как на скалы, — пытается не сорваться на бег I have not acted with undue haste, — каждый удар отливается болью под кожей, случайные прикосновения расцветают кровоподтёками на плечах; взгляды, — непонимающие, не желающие понять, боящиеся понять, — бьются о спину градом пластмассовых мячиков для пинг-понга, — не могут объяснить для себя выражение, перерезавшее его лицо. В микромире спасительного невосприятия не существует того, что может сломать сына президента Стрэнд, как не существовало колумбовых кораблей в сознании индейцев. Бессмертный ублюдок с отрешенными светло-синими стёклами вместо глаз. Обломки его кораблей выбросит на песчаный Берег, — где-то, куда они никогда не посмотрят, — где-то под маской.
[indent] Он не запоминает, как бьёт по плечам ледяная вода в душевой кабине, вышивая узор из чёрных полос на тёмной рубашке, как обесцвеченным красным сползают в сливное отверстие разбавленные ей струйки крови I have not been wroth, как опускаются опухшие от слёз веки и глухой грохот падения пугает законсервированную в четырёх стенах пустоту.
[indent] Я бы поносил этого ребёнка за тебя, если бы мог. Она смеётся, — аристократично, одними крыльями носа, — как будто кто-то за ней наблюдает; он смеётся наощупь, — как будто каждый раз вспоминает, как это, — ищет глупые поводы до неё дотронуться, ищет на своём теле места, к которым не прикасались (живые) пальцы и дарит ей, ищет способы лишний раз убедить себя в том, что это (больше не причиняет боли) не сон. Его сны ужасны и налиты кровью; если бы он знал, что эта кровь — его собственная, — если бы он только знал. I have not acted with evil rage.

stray
adjective [ not gradable ]
having no home, or lost

[indent] Он не открывает глаза, но чувствует, что Амелия стоит рядом, — может воспроизвести в памяти образ сестры до каждой мельчайшей детали, до мягкого звука её шагов, до ощущения от её взгляда I have not shut my ears to the words of truth — сжимает и разжимает ладонь, сдирая кожу на кончиках пальцев о крошево чёрных камней, подтягивает колени к груди, будто пытаясь стать меньше или согреться. I have never stopped [the flow of] water.

[indent] — Я не хочу возвращаться. Я не хочу возвращаться.

I have not cursed God.

Aphrodite, hear my pain
I want to fall in love again
Not in love with a man of this world
Fall in love with life itself

Мои слёзы – солёные, чёрные, словно персидский карекурут. Они пенятся тёмной влагой понтийского моря на языке; скатываясь вниз по щекам и шее, рисуют налитые кровью жилы агатов на бледной коже.  Она тонка, податлива и покорна перед серебряным лезвием: серп у меня в руках, отнятый у Селены, мягко взрезает запястья, – вдоль от ладоней до плеч, – выпускает наружу тугие бутоны адонисов, мякоть граната и терпкий мареновый сок, пахнущий медной утварью.

Я закрываю глаза. Слышу, как у меня под ногами плещутся бледноглазые рыбы – души смертных людей, жадно лакающих теплоту моей крови, – и воды встревоженной Стикс. Она бы хотела обнять мои плечи и унести меня прочь, – баюкая мои руки холодным и гладким, как вазы из пёстрого оникса, языком, колыша складки хитона, – но ей не понять.

Никому не понять.

Я задаюсь вопросом: что чувствовал Зевс, обратившись в быка?

Я обращаюсь в открытую рану.

Я ударяю ладонью в ладонь перед дерзким Орфеем, – ещё и ещё.

Мои руки крепки и изящны, и пологи тронной залы усиливают мой смех. В моих глазах – торжество, дерзновенные отсветы чистого неба.

Мой муж, - ему всё равно, как я выгляжу. Он вторгается в моё тело, словно завоеватель: крепко сжимая запястья, рвёт и берёт меня, и уже давно не глядит мне в лицо, – оставляя внутри только холод бесплодного семени.

Режу по линиям прикосновений. Кожа моя не видела солнца с прошлой весны, но жжётся, как перегретая медь.

Меня лихорадит, и я задаюсь вопросом: что чувствовал Зевс, обратившись в быка?

Я чувствую себя на пергийском лугу, среди лилий, фиалок и анемонов, и мои пальцы тревожат кудри травы. Я завидую Одиссею, – ведь он был хитёр. Завидую Ахиллесу, – ведь он полюбил. Я ненавижу Беллерофонта и его дерзость.

Я открываю глаза и вижу склонившийся надо мной гибкий стан. Мать произносит: “Но такова наша доля”, – и пригвождает меня к земле.

С моей головы опадает царский венец.

Я узнаю эти руки, мягко сжимающие мои, по холоду, – узнаю его грудь по тому, как в ней не пылает жар от сомнений, желаний и гнева, как у других богов, и прижимаюсь к ней лбом, как к святилищу. Знаю, что Смерть не может забрать меня, но на мгновение тешу себя этой глупой фантазией.

Глупый.

Белый траурный цвет, – цвет пепла и голой кости, – цвет моей кожи, там, где чужие пальцы не зарываются в лепестки переспелой лантаны, – окутывает его – и всё, что я вижу перед собой. Мир превращается в бесконечный свет, а затем – в бесконечную темноту.

Боги не умирают. Их забывают.

Я видел, как засыпают древние боги, – становятся скалами и хребтами, цветущими реками и садами, звёздами и планетами, – в землях, куда не доплыть ни единому кораблю.

Я упиваюсь своей усталостью. Мне бы хотелось заснуть и проснуться чем-то другим, но меня никогда не забудут.

Он забирает меня с собой, – но не вниз, а наверх. Дерзость, которую нам простят.

Я наблюдаю за алыми предзакатными волнами из-под полуопущенных век. Моё тело стремительно тяжелеет и наливается болью, но отчего-то мне радостно: я расслабляю все мышцы, одну за одной, и сливаюсь с влажным песком, – тёплой грязью, из недров которой вышло живое.

Моих стоп касается разогретая влага; я поднимаю ладони к лицу и рассматриваю неровные белые шрамы в местах, где дотрагивался до них изогнутым лезвием, пока Тан говорит. Наши плечи соприкасаются, и я чувствую, как его плечо слегка вздрагивает. Ему весело – весело говорить о смертных; уголки моих губ на секунду тянутся изогнуться в ответной улыбке, но застывают в тревоге, сомнении.

– Я слышал, что на востоке недавно родился новый бог, – мой голос то шепчет, словно листва, то клокочет как ураган: мне трудно им управлять после долгой зимы.

– И что ему предстоит умереть.

Меня влечёт к себе это знание.

Я представляю себе золотые курганы костров, и на дне моих глаз занимается любопытство:

– Хочу, – осторожно, чтобы не выдать себя, отвечаю я, но, когда мы так близко, любая мельчайшая ложь терпкой кожицей винограда липнет к губам.

Я протягиваю ему ладонь, словно в танце, и в этот раз позволяю вести.

Когда солнце скрывается за горизонтом и в его кабинет прокрадываются длинные вечерние тени, Аль-Хайтам отрывает взгляд от кипы бумаг и слегка потягивается, в попытке размять давным-давно затекшую спину. Он внимательно осматривает помещение, почти такое же тихое и погруженное в раздумья, как и его хозяин и лишь убедившись, что стопка документов у него на столе осталась последней, делает глубокий вдох. Аль-Хайтам знает – завтра их вновь будет столько, что любой на его месте впал бы сперва в панику, а затем перешел на истерику, но только не он, не Аль-Хайтам. Даже несмотря на то, что у него в голове уже несколько недель зреет план побега.
Все же сидеть безвылазно в четырех стенах – это не его. Как бы сильно Аль-Хайтам не ценил свою работу и не был благодарен Малой Властительнице Кусанали за предоставленную возможность – должность верховного мудреца, пуст даже и всего лишь временно, ему просто необходимо с себя сбросить. Он предпочитает быть незаметным секретарем, одним из тех, о ком никто не подумает, пока не станет слишком поздно. Ради этого он даже выстраивал вокруг себя стены такой высоты, что им позавидовала бы даже Стена Самиэль, ради этого он стал тем самым эгоистом и прагматиком, о котором говорят «если не хотите узнать о том, как вы глупы, то лучше даже не заговаривайте с Аль-Хайтамом».
Быть секретарем гораздо удобнее и полезнее для того, кем на самом деле является Аль-Хайтам, ведь на самом деле его время еще не пришло и порой бывает даже интересно смотреть в глаза дендро архонта и пытаться прочесть в них знает ли она кто стоит перед ней в действительности и отчитывается об очередных успехах одного из Даршанов или нет… а может быть просто предпочитает закрывать не это глаза, до поры до времени. Все же прошлые мудрецы, как ни старались, не смогли искоренить в девочке ее истинную мудрость и прозорливость. Именно поэтому Аль-Ахмар четко осознает, что однажды, рано или поздно он сам может стать частью ее игры. И на этот раз, ему больше по душе стоять по одну сторону с «малышкой» Нахидой, а не быть причиной ее безвременной кончины.
Учатся не только на чужих ошибках. Самые жестокие уроки извлекают из своих.
А потому Аль-Хайтам не задерживается в кабинете дольше положенного, он и без того положил на свое обучение большую часть жизни, и не планировал поступать с работой точно также. Особенно, в тот день, когда даже в его собственном доме, он мог бы провести несколько часов в тишине, ведь когда последний раз он сверялся с расписанием и местоположением Кавеха – у того было слишком много дел и работы, чтобы в пределах их общего жилища тот появился ранее полуночи. А к этому времени Аль-Хайтам планировал погрузиться в глубокий сон, с надеждой на отсутствие сновидений.
Конечно же, планировал никогда не равно сделал, о чем знал и сам Аль-Хайтам, как знал и о том, что если Кавех задержится чуть дольше необходимого, он отправиться проверять весь его маршрут до дома, естественно, не пропуская и таверны по пути. Никогда не знаешь, где излишне активный архитектор решит остановиться, задуматься или того хуже – провести остаток вечера и ночи. От этих мыслей Аль-Хайтама привычно передернуло, но запирая двери в кабинет и мягкой походкой удаляясь от них, он постарался в очередной раз сбросить с плеч, неприятные и слишком выбивающиеся из привычного потока, мысли о том, что он с радостью бы сломал руку тому, кто в очередной раз предложит Кавеху выпить.
И почему-то чем дальше, тем чаще подобные мысли посещали голову Аль-Хайтама и оставались там на неприличное количество времени, а порой и вовсе до того момента, как в двери поворачивался ключ и она открывалась с легким, едва уловимым скрипом, а затем также притворялась и задерживаясь на несколько мгновений, пока Кавех, видимо, изучал окружающую обстановку… и лишь после этого раздавался почти неслышный повторный щелчок замка. Конечно, ровно после этого по дому разносился топот и гомон, голос Кавеха, возвещающий о его возвращении и стремящийся донести это не только до ушей Аль-Хайтама, но и до его костей, скорее всего. По крайней мере, именно такое мнение у него складывалось.
Впрочем, избавиться от голоса Кавеха в своем доме Аль-Хайтам не стремился. Как и от самого архитектора, даже угрожая чем-то подобным или в попытках взыскать с того долги за аренду жилого места, он все еще не имел ни малейшего желания на самом деле выставить его из дома. Почти не задумываясь о том, что случиться и как быть, если однажды Кавех сам решит покинуть жилище Аль-Хайтама.
Или просто старался эти мысли гнать прочь.
Вот и сейчас, выглядывая в окно своей спальни, Аль-Хайтам пытался не думать о приближении полуночи и об отсутствии дома его соседа. Он перебирал книги, пытаясь выбрать одну из них и погрузиться в чтение, но аннотации совершенно не хотели задерживаться в его разуме даже на время необходимо всего лишь для осознанного выбора, а потому схватил он первый попавшийся увесистый том и вновь скользнул взглядом по окну. И уже готов был тяжело вздохнуть, когда дверь в спальню распахнулась с треском встречаясь со стеной, отчего у Аль-Хайтама даже прошла волна мурашек вдоль позвоночника.
Как предчувствие чего туманного…
- Предупреждая поток твоих эмоциональных излияний… и судя по блеску одержимости в твоих глазах, во что ты собираешься меня втянуть, Кавех? – его голос был тих и уверенно спокоен, слегка приглушая звучание имени архитектора, еще немного и расслышать его было бы возможно лишь шепотом у самого уха.

[indent]Когда реальность стала трещать по швам, это почувствовали все, не только магически одарённые. Всё начиналось с малого, а далее по нарастающей - изменение погоды, пробуждение давно заснувших вулканов, тектонические сдвиги, цунами и землетрясения, возникающие в тех регионах, которые не были подвержены подобным явлениям. Учёные списывали происходящее на глобальное потепление, на многовековое вмешательство человека в экоструктуру Земли, добыча подземных ископаемых, загрязнение мирового океана - они находили тысячи оправданий каждому событию, пока ситуация не вышла из-под контроля. Всё чаще возникали перебои с глобальной сетью, спутники выходили из строя, возвращая цивилизацию в Средневековье. Старк заподозрила неладное слишком поздно, занятая личными и корпоративными проблемами. Когда с ней связался Брюс Беннер, они уже ничего не могли сделать, чтобы излечить их мир. Им оставалось только смириться и попытаться не дать человечеству погибнуть, пока однажды на пороге лаборатории Морган не появился Стэфен Стрэндж.

[indent]Именно он рассказал, что происходит с их миром и как можно всё исправить. Танос. Конечно, она слышала о нём. Именно он лишил Морган отца. Тони погиб, защищая Землю, чтобы у других был шанс. Нет ничего удивительного, что дочь пошла по стопам своего отца. Правда, мир больше не нуждался в Железном Человеке или Капитане Америка. Этому миру была нужна Морган Старк, единственная, кто смогла понять и переосмыслить старые записи своего отца, чтобы изменить прошлое и спасти будущее. Впрочем, Стрэндж быстро остудил её пыл - Доктор не давал никаких гарантий успеха. Как и не обещал, что ему удастся попасть в нужную точку таймлайна. Но даже малейшей искры надежды было достаточно, чтобы вновь разжечь пламя в Морган, заставить её глаза снова заблестеть в предвкушении. Она должна хотя бы попытаться. Её энтузиазм заражал, подчинял. Беннер также отложил свои дела, чтобы вложить все свои силы в новый беспрецедентный проект. Симбиоз магии и науки. Они были предельно осторожны, когда наполняли силой технологии, сознанные ещё Тони Старком. По их расчётам подобное притягивает подобное, поэтому они надеялись минимизировать погрешности при перемещении. У них получилось.

[indent]Почти. Она действительно переместилась... куда-то... когда-то. Дезориентированная и оглушённая перемещением, она не понимала, где оказалась, и всё могло закончиться не очень хорошо для Морган, но ей повезло наткнуться на доброжелательную пожилую пару, которая посчитала, что девушка попала в очень большую беду. Одна, посреди пустынного шоссе и среди леса, в минус десять по Цельсию. Миссия могла закончиться так и не начавшись. Морган не стала их переубеждать как и представляться настоящим именем, с удовольствием принимая их помощь. Кутаясь в кстати нашедшийся в багажнике плед, Старк аккуратно пыталась выяснить, куда именно и когда она попала. Информации, полученной от пожилой женщины, представившейся Марией, не хватало. Не желая показаться неблагодарной, она попросилась высадить её как можно ближе к Нью-Йорку и настояла на том, чтобы оплатить им полный бак. Деньги за помощь пожилая пара принимать наотрез отказалась. Но Морган всё равно случайно выронила сотню долларов на заднем сидении.

[indent]Новый Нью-Йорк встретил её лёгким снегопадом в середине ноября. Нахмурившись, Морган попыталась сориентироваться в поисках знакомых зданий, пока не увидела вдалеке башню Старка, которая в её мире давно стала башней Мстителей. Она хорошо знала историю, но всё ещё не понимала, как далеко назад попала. Если, конечно, она в своём мире. Погружённая в свои мысли, не заметила, как её едва не сбил с ног статный мужчина, который, впрочем, не дал ей упасть, придержав за локоть.
- Осторожнее, мисс, - бросив на неё мимолётный взгляд, он буквально растворился в толпе, а Старк лишь ошарашенно моргнула, не успев среагировать. Мысленно закатив глаза, решила сосредоточиться на более актуальных для неё проблемах. Для начала стоило бы найти хотя бы Стрэнджа, может быть он ей поможет. Не обнаружив Доктора по месту его основного пребывания в своём будущем, она решила, что с неё на сегодня хватит. Собственных сбережений хватит на пару месяцев безбедной и беззаботной жизни даже в Нью-Йорке. В крайне случае, взломает счёт Старка этого мира? времени? Это ведь не будет в полной мере воровством?

[indent]Селится в отеле, расположенном в относительной близости от ранее примеченной башни, предпочитая наблюдение нападению в лоб. Раз на неё ещё не вышли и не арестовали, значит, её перемещение не отследили. Значит, у них ещё подобных технологий, потому что в них не возникало необходимости. Вероятно, событие, ставшее триггером начала конца света, ещё не произошло. Соблазн спровоцировать встречу с Тони Старком этого мира был очень велик, даже если это не её отец на самом деле. Морган просто хотела бы его увидеть.

[indent]Но Тони она так ни разу не встретила. Зато тот хам, который врезался в неё в первый день, оказался более навязчивым. И очаровательным. Морган и сама не поняла, как согласилась на свидание с ним, ведь понимала, что ей не стоит заводить близких знакомств. А за первым свиданием следовало второе, третье, и вот она уже перевозит вещи в его квартиру. Как бы она не пыталась вразумить своё глупое влюблённое сердце - безуспешно. Она должна была прекратить эту связь, разорвать её, разбить ему сердце в конце концов. Но просто не могла. Никто не смотрел на неё, как Харви. Никто не был так нежен с ней, как он. Никто так не понимал её. Никому другому она не врала так, как ему.

[indent]А потом она проснулась в пустой постели. В пустом пентхаусе. Пейзаж за окном удручал своей серостью. А в небе летел дирижабль. И тогда Морган вспомнила причину, по которой оказалась в постели Харви. Спасти мир. Усмехается, запуская руку в волосы, оттягивая пряди до боли. И картинка перед глазами снова меняется. Она в апартаментах Спектра, в его футболке, смотрит на башню с огромной буквой "С" на верхушке. Она ошиблась, позволила себе забыться, ведь впервые её любили просто так, а не за фамилию. Но она должна это разрушить. Должна сломать его, потому что такие мужчины, как Харви, не принимают ответа "нет" без объяснений.

[indent]- Надо поговорить, Харви, - не улыбается, старается даже не смотреть на него, потому что иначе просто расплачется от несправедливости.

[indent] М а г и я.

[indent] Ошибка в коде. Черновые варианты плана Создателя, который немного недоработал ластиком. Не успел подчистить все ходы, стараясь доделать работу в срок. И после удивляясь, чего искры из пальцев смертных летят. А в голову им думается всякие греховные мысли о власти, могуществе и прочие тёмные позывы. Которые не очень доволен Творец. За которые обещает наказания жуткие. И страдания целую вечность. Пополняя адские котлы новыми жертвами. Совершенно не желая признавать свою вину в греховности людской.

[indent] Маги. Чародеи. Волшебники. Колдуну. Те смертные, которые смогли уловить нити ошибки. Подчинить себе энергию. Манипулируя ею, создавая из неё что-то. Устанавливали правила и сами же их нарушали. Они всегда были интересны для Сатаны. Зазнавшиеся, напыщенные индюки. Думающие, что знают всё и обо всём. Наивно полагающие, что способны обвести высшие силы вокруг пальца и выйти победителем из любой ситуации. На деле же, не особо вчитываясь, подписывают контракт своей кровью ради могущества. Власти. Силы. Знаний. Не думая о том, что последует после. Какая плата потребуется, когда окажутся они на самом дне. Без силы и власти, без знаний и богатства. Совсем одни. Испуганные. Обнажённые. Без трюков и козырей. Не способные связать и два слова вместе. Ползающие на коленях. И плачущие. Умоляющие дать второй шанс. Дорогу к спасению. Особенно прекрасны и сладки стали любители магии после рождения спасителя. Того, кто умер за грехи людские и позволил им попадать на Небеса.

[indent] Магия всегда забавляла Сатану. С тех самых пор, как он начал следить за человечеством. Лицезрея первый искорки, которые слетали с кончиков пальцев шаманов, друидов, мудрецов. Наблюдая за ними из темноты, скрывая свою рогатую фигуру. Иногда наставляя, направляя на путь кривой и опасный. Шепча на ушко слова нужные. Всё больше и больше склоняя к дороге из самых тёмных пороков. Желаний. Соблазнов. Сбивая с пути. Вынуждая сделать поворот не туда. Не в ту сторону. Добровольно, почти по своему велению да хотению, топать в объятия Дьявола. Думая, что способны в последний момент соскочить. Сделать разворот на 180 градусов. И побежать что есть сил. Порвать все узы, что удерживали до этого. Да сжечь контракт до пепла.

[indent] - Все говорят, что ведьм создал Сатана. Дал нечестивым грешникам силу. И как продавали они свои тела да душу ему в обмен на силу. - вдох усталый срывается с потрескавшихся губ. Зажигалка привычно щёлкает едва слышно, выпуская танцующий язычок пламени. Что пожирает со страстью сигареты конец. Позволяя никотину вновь устремится внутрь тела. - Будто бы Дьяволу только и нужно это. Девственницы, души. Какой-то Крампус получается, а не король Ада. - выдох. Затяжка. Долгая. Нужная. Создающая особый эффект. Позволяя словам впиться в самую корку сознания. Позволяя хорошо там обосноваться. Словно бобёр в хатке. Вынуждая задуматься о заблуждениях, которые долгое время служили опорой и точкой неизменной. - Но если подумать, то как рогатый мог сотворить что-то в мире этом без воли Создателя? Задумайся приятель.

[indent] Люди. Общение. Вот чего не хватает в Аду. Интересных бесед. Грешник порой бывают слишком скучны или однообразны. Ну или заняты пытками постоянными. А у демонов одна лишь программа за душой. И более ничего. - Вот почему многих тянет наружу. К смертным. С их праздниками, танцами, алкоголем и мыльными операми. Они интересны. Забавны. Чудаковаты. Как бенгальский огонёк. Яркие, но краткие. Дьявол любил общаться со смертными. За пинтой светлого или же под козырьком магазинчика. С сигаретой в зубах или же под холодным осенним дождём. Территория не важна, как и сам собеседник. Все они разные и интересные. Со своими мыслями, идеями, мечтами и грехами. Множеством грехов. Чудесных. Ярких. Сладких. - Кто-то умудряется собрать все семь за день. Я их называю бегунами. Не успевают насладится каждым из грехов по отдельности. Хотя подобные любители скорости привлекают многих лордов Ада. Вынуждая скорее подсылать гонцов, дабы предложить наиболее лучшие варианты для продолжения вечности в ином царстве.

[indent] Сатана же, пусть и прекрасно относился к подобным грешникам, прекрасно понимал настоящий деликатес. Чистые и невинные души, которые ещё не познали грех. Не испачкали белый хвостик свой при прохождении кротовой норы. Лишь кончиками пальцев трогая те возможности, которые им даёт жизнь. Проходя её не полностью, глупо следуя по основной дороге. Не сворачивая за дополнительными миссиями, не пытаясь играться с вариативностью. Невинными глазками поглядывая на все те искушения, которые предлагает им мир и его обитатели. Выгоняя из разума прочь картинки о могуществе, силе, власти. Всё то, о чём мечтает в определённый отрезок жизни любой человек. Пусть и боится признать это. - И таких, среди смертных, с каждым годом меньше. Ещё немного и можно в красную книгу заносить. Сатана чаще встречает заносчивых и высокомерных персон. Чья душа давно разорвана сотнями контрактов да обещаний. Проданная и перепроданная несколько раз. Неважно, какая цель была у этих манипуляций. Важно, что итог привёл к адским котлам. И чертям, который усмехаясь, потирают ручонки. Предвкушая наслаждение от очередной пытки.

[indent] - Всё плохое сделал Дьявол. За всё тёмное в ответе он, так говорят? - пауза возникает после. И тишина тихо в воздухе свистит. Покуда сигарета тлеет в руке. Доживая свои последние секунды. Когда затяжка последняя произойдёт и окурок столкнётся в неравном бою с поверхностью плоской. - Но, хей, Австралию создал Яхве. - ехидная улыбка потрескавшихся губ. И последняя затяжка сигареты. Дым от которой струйками поднимается вверх, растворяясь в пустующем помещении. - Задумайся приятель, не стали ли Сатана удобным козлом отпущения? И не работа ли это пропаганды господней? - последняя пища для ума собеседнику. Чьи волосы на теле уже встали дыбом и глаза несколько раз сделали внутренние кувырки. Сердца отбивало чечётку слишком быстро. И готово было выпрыгнуть из груди. Покуда разум отрицал даже возможность подобной ситуации. А нутро кричало во все возможные рупоры. И запах серы бил в нос. - Классика. Сатана любит общаться со смертными, раз за разом открывая им глаза. Заставляя взглянуть на ситуацию с другого ракурса. И встряхивая их мировоззрение. Иногда, не часто, переворачивая привычные устои. Вынуждая вере изменить да отказаться от принципов своих. - И нет места лучше, как бар. Ведь, опускаясь на дно, человек готов пересмотреть все свои взгляды. Чтобы восстать новой личностью подобно фениксу из пепла.

[indent] Дьявол щёлкается пальцами из которых крохотный огонёк появляется. Поднося его к кончику сигареты, которую он пожирает неспеша. Делая пару затяжек после, пробуя никотин. Выпуская табачный дым в мир. Сатана смотрит на ночное небо, где ещё не успели появится звёзды. Эти яркие, блестящие пуговки тёмного небесного одеяла. Которые привлекают взор смертных. Складывая их в узоры и причудливые фигуры. Подталкивая их давить им названия. Объяснения к этим странным именам. - Люди и их воображение. Удивительные вещи. Видят медведицу из звёзд. Чудаки. Для Дьявола это лишь газовые гиганты. Часть из которых он зажигал с братом. Давно. Очень и очень давно. - Будто бы в другой жизни. И вот среди темноты и звука машин, Сатана почувствовал ту самую ошибку мироздания. Чит для реальной жизни. Магию. Треском в воздухе предвещающей, что вот-вот произойдёт что-то на глазах падшего. - Шоу начинается и я в первых рядах. Прекрасно.

Все в этом мире циклично. А то, что описывают люди, как Апокалипсис, тоже движется по циклу. Болезнь. Война. Голод. Смерть. Конец Света в широком понимании не наступает для всех жителей планеты, но он так или иначе затрагивает определенные части. Для каждой цивилизации есть свой личный Апокалипсис. И он может длиться годами и столетиями, медленно выкашивая население. Естественный отбор, скажет самый циничный человек. Страшная катастрофа, скажет кто-то. Логичное завершение цикла, скажет всадник того самого Апокалипсиса, который пришел на предопределенные земли.
Он третий по счету. Его звали по-разному, но суть всегда оставалась одна. Он нес хаос и уныние. Иначе нельзя было охарактеризовать то, что ощущали люди, лишившись одной из главных составляющих для жизни – еды. И Голод, несущий опустошение в люди, лишал их не только еды. Он лишал их многого, ведь голод мог быть не только физический. Озлобленные, готовые сожрать друг друга, уставшие от войны и болезней, люди готовы были на многое ради выживания. А это именно оно и было.
XVI век. Османская Империя. Тяжелые времена для жителей государства. Война сильно сократила население, поля не сеяли, люди ослабли и уже ждали, когда все закончится. Те, кто не погиб в сражениях и не умер от болезней, еще пытались как-то жить. Получалось не у всех. В будущем это назовут естественным отбором, а пока люди называют это просто мором.
Рынок был практически пуст. Палатки и шатры, которые раньше стояли близко друг другу в огромном количестве, сейчас заметно поредели. Обветшалые прилавки уже не ломились от еды. Там, где раньше лежали горами фрукты, теперь было пусто. Мало хлеба, практически нет овощей и фруктов – погода, война и отсутствие тех, кто будет ухаживать за садами, сделали свое дело. Голод, облаченный в черную мантию, неспешно шагал между рядами. Капюшон полностью скрывал его лицо, хотя никто на всадника и не смотрел. Рядом с ним людям становилось плохо, и если окружающие считали, что это слабость от голода, то он знал истинную причину.
Женщина косо посмотрела на высокую фигуру в черном и отшатнулась, словно самого шайтана увидела. Голод усмехнулся, ничего не изменилось с его последнего дня пребывания в мире смертных. Он даже не оглянулся на упавшую женщину, лишь продолжил свой путь.
Взгляд его зацепился за молодую девушку. Голод нутром чувствовал, что с ней что-то не так, но не мог понять что именно. Он подошел ближе, будто даже принюхался, чуть подавшись вперед. Ничего, но в то же время, что-то неясное витало в воздухе. Еще шаг навстречу и протянул руку, едва коснувшись ее плеча. Теплое, как и у всех смертных, но она даже при его приближении стояла и выбирала что-то с полупустых прилавков.
- Любопытно, - еле слышно проговорил Голод, хмурясь.

Кларис уже несколько минут сосредоточено мешала столовой ложкой заварную овсяную кашу из пакетика. Бледная масса время от времени побулькивала и, казалось, застывала на глазах. Старлинг была непривередлива, когда дело касалось еды. Во время обучения в академии на еду парой совсем не хватало, поэтому ранний завтрак в виде овсянки уже казался девушке чудом.

А вот ранний подъем в пять утра назвать чудом можно было с натяжкой. Особенно если учитывать причину подъема. Звонок телефона разбудил Кларис в пол пятого. Девушка с трудом открыла глаза, вытянула руку, чтобы дотянуться до смартфона, который вибрировал на прикроватной тумбочке. На черном дисплеи высвечивались белые буквы, которые постепенно стали сливаться в фамилию: «Кроуфорд». Эта фамилия, как по волшебству, сняла со студентки всю сонливость. Глубоко вздохнув, блондинка поднесла телефон к уху. Голос у Джека был усталым, похоже мужчина не спал всю ночь. Кларисс точно не могла сказать: было это из-за работы или из-за болезни Беллы. Скорее всего из-за всего сразу. Просто потрясающе, как мужчина со всем этим справлялся одновременно.

То, о чем он попросил Кларис, все еще не укладывалось в ее голове. Она слышала о том, что Уилл, находясь в психиатрической лечебнице, общался несколько раз с Кроуфордом. Девушка также примерно знала о чем они говорили и видела, в каком состоянии ее начальник находился с тех пор. Джек сам не раз любил говорить, что самое трудное испытание — испытание гневом и отчаянием. Похоже сейчас уже немолодой мужчина как раз боролся с этим испытанием. После поимки Грэма все должно, казалось бы, проясниться и встать на свои места, но пазл все никак не складывался целиком. От того Джек метался из крайности в крайность. Он перепроверял все зацепки, сопоставлял их с действиями бывшего друга. Кларис доподлинно так и не поняла, поверил ли словам Уилла Джек, но проверку талантливого психотерапевта, Ганнибала Лектера, все же запустил. Вот только она не дала ровным счетом ничего. Грэм же в это время умудрился натравить какого-то психа на доктора. Ситуация накалялась с каждым днем, хотя  Уиллу уже были выдвинуты обвинения.

Теперь Кроуфорд позвонил ей ни свет ни заря, чтобы направить домой к Ганнибалу. Она должна была провести его диагностику. В практике девушки еще не было психиатров, тем более таких талантливых, как Лектер. Старлинг не удалось за время расследования ни разу поговорить с ним с глазу на глаз. Все ее немногочисленные наблюдения были сделаны со стороны и почти не имели ценности для расследования. Теперь ей предстояло приехать к доктору под предлогом того, что она прибыла, чтобы уговорить его снова начать сотрудничать с поведенческим отделом ФБР. Кларис сомневалась, что такая уловка сможет обмануть Ганнибала, но она могла бы дать ей немного времени для изучения.

Пока девушка прокручивала в голове последние разговоры с Джеком, от много страдательной каши пошел дымок.

— Проклятье! — выругалась Старлинг, спешно убирая ковш с кашей с плиты.

Она несколько раз поскребла дно ложкой, затем поднесла ее к носу. Овсянка сгорела и теперь пахла совершенно отвратительно. Девушка с досадой бросила ковш в раковину и залила его водой. Старлинг босяком прошлась до небольшого кухонного окна и открыла его, выпуская запах дыма на улицу. Холодный, влажный воздух Балтимора ворвался в комнату. Кларис поежилась, обнимая себя руками. Что в сущности она забыла в этом городе?

Девушка хорошо помнила тот день, когда Джек вызвал ее к себе. Тогда он упомянул, что хочет предложить ей практику. Не настоящую полевую, а скорее в качестве наблюдателя. «Вы пишите в своем заявлении, что хотели бы работать в нашем отделе, когда окончите курс обучения. Однако нам нужен п меньшей мере шестилетний стаж практической работы. Пока я могу предложить вам лишь роль наблюдателя». Кларис ухватилась за этот шанс, хотя у нее на носу были экзамены. Ее соседка по комнате ни раз говорила, что ей стоит обговорить с Джеком этот вопрос. Старлинг считала иначе. Кроуфорд ничего не был ей должен. Он подарил ей шанс, за который девушка готова была держаться обеими руками. Даже несмотря на дурную репутацию главы поведенческого отдела. О Джеке ходили слухи, что он сжигает людей, как спички, ради продвижения дела. В другой ситуации Кларис бы прислушалась, если бы эти «дела» не спасали каждый день жизни ни в чем неповинных людей. Поэтому, если нужно сгореть ради такого дела, она сгорит.

Желудок девушки предательски заурчал, напоминания, что не плохо бы было его покормить. «Перебьешься!» — подумала про себя блондинка, вставая со стула и закрывая окно. У нее было около часа на то, чтобы составить хотя бы примерный план действий. Задавать вопросы нужно было крайне аккуратно, чтобы не выдать своих намерений. «Прощупывать» талантливого психиатра было делом отнюдь не будничным, и у Кларис совершенно не было подобного опыта до этого дня. Она надеялась отвести разговор в рабочую сферу на первые пол часа. Это бы дало ей время, чтобы адаптироваться к собеседнику. Но до этого нужно было хотя бы себе ответить на вопрос: что ищет в нем Джек? Четкого ответа не находилось, и это было паршивее всего.

Старлинг прошлепала босыми ногами в маленькую серенькую спальню дешевого номера мотеля, который ей снимало ФБР на время практики. Комната была маленькой, в углах виднелась паутина, а обои с веточками лаванды пожелтели от влажности. На карнизе висели старинные вельветовые шторы, в которых местные насекомые проделали сотни дырочек. Сквозь них в комнату проникали солнечные лучи. За стеной слышались шаги постояльцев мотеля. Все вокруг постепенно просыпалось, а значит Кларис нужно было начинать собираться.

Девушка подошла к открытому чемодану, наклонилась и присела возле него на корточки. За все время, что она провела в Балтиморе, блондинка так и не удосужилась разобрать вещи и развесить их в шкаф. Оттого все ее «приличная» одежда помялась и совершенно не годилась для визита к вечно одетому с иголочки Лектеру. Кларис постаралась поймать эту мысль за хвост, а затем отшвырнуть куда подальше. Меньше всего она сейчас хотела угождать взору психиатра, хотя внешний вид теоретически мог расположить к себе любого собеседника. Любого, но ни Ганнибала. Поэтому, не мучаясь слишком долго, Старлинг выудила из чемодана простую белую блузку, мятую местами, мягкий свитер цвета неба и черные брюки. Погода еще позволяла не брать с собой куртку, но Кларис все же закинула ее с собой в машину. Волосы она убрала в высокий хвост уже за рулем. На пассажирском сидении все еще лежал собранный для практики рюкзак, котором хранились ее записи, табельное оружие и значок.

У дома Лектера Старлинг остановилась примерно в пол двенадцатого дня. Девушка очень надеялась, что в этот выходной день мужчина уже не спал. Она закинула рюкзак на плечо и вышла из машины. Идя по дорожке к дому, Старлинг отметила, насколько все вокруг было ухоженно. Вряд ли Ганнибал лично занимался растениями и лужайкой, но явно поддерживал чистоту и некую симметрию. Возле двери студентка остановилась. Она тихо выдохнула, затем подняла руку и позвонила в звонок.

до // before

на очаровательном личике появляются морщинки. тихея хмурится, прикрывая глаза рукой и пытается спрятаться от последних лучей солнца уносимого гелиосом куда подальше. она совсем забыла, что на олимпе солнце еще ярче чем на земле. неподалеку смеется аполлон, наблюдая за богиней в белоснежных одеждах, а плутос его поддерживает и смеется вместе с ним.

- совсем нечем заняться? – почти что грубо роняет тюхе и хмурится, еще сильнее, глядя на двух бездельников. параллельно успевает раздражаться от понимания, что слишком долго задерживается в родных границах по делам божественным. слишком долго оставляет своего земного товарища в неведении из-за внезапного отчуждения.

- не могу забыть твой облик до прибытия на олимп, милейшая богиня удачи, - сладким голоском отвечает плутос и осматривает девушку с головы до ног. – ввязалась в какие-то приключения?

- без богини удачи все идет наперекосяк, ты же знаешь, тихея. не зря же тебя призвал зевс.

- не преувеличивай, наш лучезарный мальчик. вы и без меня всегда найдете кучу проблем.

- вот именно. а будь ты на олимпе проблем бы никогда и не было, а твой отец… - аполлон не заканчивает. тюхе и без него прекрасно знает, что именно он имеет ввиду.

- я уверена, что ты найдешь в себе храбрость и сам поговоришь с ним об украденных вещицах, - тюхе подмигивает покровителю искусства, но продолжает игнорировать третьего божка поблизости. – можешь попросить диониса дать тебе бутылочку храбрости, обещаю, что после этого ты найдешь много сил выяснить отношения с моим папочкой.

аполлон тяжко вздыхает.

- ты стала такой дерзкой, - озвучивает плутос мысли товарища. – совсем на тебя непохоже, тихея.

- ну, знаешь, как говорят у смертных? люди меняются. только смени "люди" на "боги" и все встанет на свои места.

из покоев зевса молнией вылетает круглолицый юноша и чуть ли не c силой втюхивает богине сияющий золотой свиток. она наскоро принимает его и разворачивает. "очередное покровительство. очередная интрижка, чтобы не быть пойманным своей женой. ох, зевс. опять ты втягиваешь меня в своих игрища со смертными", - после прочтения последней строки, свиток взрывается на сотни золотых частиц и исчезает.

тюхе больше нечего здесь делать и она сама исчезает, отправляясь туда, откуда прибыла. и скрывается от любопытных божественных глаз. благо, ее силы помогают ей исчезнуть так скоро, что след ее тает где-то вдали от греции, а на самом деле…

после // after

тихея снова становится калипсо, мановением руки меняя свой внешний вид. оказывается она ровно там, откуда ее с силой выдернули из смертного мира. вокруг почти все покрылось тенью нюкты, заливая мир темными красками. лишь луна и звезды станут единственным спасением от беспроглядной тьмы.

но пока ни одного фонарика не зажглось на бесконечном черном небе. где-то вдалеке еще оставались следы солнца, борющегося с неизбежным. тюхе вздыхает и возвращается к последнему месту, где они виделись с алексиосом. спасибо уже на том, что тюхе почувствовала вмешательство зевса и энергия вокруг задребезжала как при начале землетрясения. в тот момент она успела убежать выдавая что-то нечленораздельное своему товарищу, оставляя его одного. тогда она еще заметила иронию в происходящем: почему-то именно в этом месте, что носит название "колыбель зевса", бог неба решил призвать ее. ох и ах, комедия!

- я понимаю, как это выглядит, но… - тихея замолкает, когда обнаруживает пустой лагерь. и не просто пустой, а разгромленный. она хочет еще что-то сказать, но лишь открывает-закрывает рот, явно не ожидая, что ее исчезновение может принести неудачу тому, кто как бы уже если не совсем буквально, но как бы образно-таки пропитался удачей из-за близости к самой богини удачи. впрочем, тюхе быстро смекнула, сюда вступились силы иные – так суждено было. ох уж эта чертова неизбежность.

внутри богини разгорается гнев. поди кузни гефеста не так скоро начинают шипеть от жара, как сердце той, что так глупо потеряла того, кто стал близок и важен, хотя прежде все это было почти игрой. попыткой разбавить бесконечность и желанием выполнить обещание данное аресу. ничего личного прежде, но очень личное сейчас. поэтому она идет по следам похитителей ведомая еле видимыми дрожащими силуэтами прежде проходящих здесь людей. она чувствует энергию смертных укравших то, что ей дорого и на этот раз вряд ли будет церемониться так, как это бывало до похищения.

следы приводят тихею к пещере реи. свет луны, выползшей на всеобщее обозрение, дает отличный обзор. никто вход не охраняет и кажется, что это очередная безжизненная подземная дыра. но энергия похитителей до сих пор витает в воздухе и тюхе снова сосредотачивается, чтобы окончательно уверовать – алексиоса и икара утащили именно туда. и лишь мойры знают, что его там ждет.

возможно, стоило бы быть сдержанней. возможно, стоило бы проявить осторожность. но злость из-за собственного исчезновения, из-за встречи с плутосом и аполлоном на олимпе, из-за неожиданного похищения алексиоса… разгневало богиню так, что все крики/визги доносящиеся из пещеры наверняка слышало каждое живое и неживое существо. тихея нисколечко не филигранно разбирается с похитителями. выплескивает весь гнев, что накопился. вроде должно было стать легче, но как бы не так.

- ты свободен, - тюхе появляется почти из ниоткуда, вынырнув из темноты. все кто был рядом – мертвы, а кто успел убежать, услышав в тоннелях крики, теперь висели ошметками на пещерных камнях. – икар свободен. все свободны, - голос тихеи-калипсо почти без эмоций. она больно легко открывает темницу, что наверняка вызовет вопросы. но тихе понимает, что она опрометчиво поддалась гневу и теперь заслуженно ловит непривычный для нее взгляд полубога, который, по иронии, должен был быть принесен в жертву своему же отцу. – нам нужно идти. возможно, остался кто-то еще. но путь свободен. снаружи ночь и я хочу насладиться ей, мне нужно вздохнуть и успокоиться, - остатки гнева еще искрятся на кончиках пальца, а сердце неугомонно бьется. богиня сотрясается внутри и не верит, что скомпрометировала себя. а может, оно и к лучшему?

[indent] М а г и я.

[indent] Ошибка в коде. Черновые варианты плана Создателя, который немного недоработал ластиком. Не успел подчистить все ходы, стараясь доделать работу в срок. И после удивляясь, чего искры из пальцев смертных летят. А в голову им думается всякие греховные мысли о власти, могуществе и прочие тёмные позывы. Которые не очень доволен Творец. За которые обещает наказания жуткие. И страдания целую вечность. Пополняя адские котлы новыми жертвами. Совершенно не желая признавать свою вину в греховности людской.

[indent] Маги. Чародеи. Волшебники. Колдуну. Те смертные, которые смогли уловить нити ошибки. Подчинить себе энергию. Манипулируя ею, создавая из неё что-то. Устанавливали правила и сами же их нарушали. Они всегда были интересны для Сатаны. Зазнавшиеся, напыщенные индюки. Думающие, что знают всё и обо всём. Наивно полагающие, что способны обвести высшие силы вокруг пальца и выйти победителем из любой ситуации. На деле же, не особо вчитываясь, подписывают контракт своей кровью ради могущества. Власти. Силы. Знаний. Не думая о том, что последует после. Какая плата потребуется, когда окажутся они на самом дне. Без силы и власти, без знаний и богатства. Совсем одни. Испуганные. Обнажённые. Без трюков и козырей. Не способные связать и два слова вместе. Ползающие на коленях. И плачущие. Умоляющие дать второй шанс. Дорогу к спасению. Особенно прекрасны и сладки стали любители магии после рождения спасителя. Того, кто умер за грехи людские и позволил им попадать на Небеса.

[indent] Магия всегда забавляла Сатану. С тех самых пор, как он начал следить за человечеством. Лицезрея первый искорки, которые слетали с кончиков пальцев шаманов, друидов, мудрецов. Наблюдая за ними из темноты, скрывая свою рогатую фигуру. Иногда наставляя, направляя на путь кривой и опасный. Шепча на ушко слова нужные. Всё больше и больше склоняя к дороге из самых тёмных пороков. Желаний. Соблазнов. Сбивая с пути. Вынуждая сделать поворот не туда. Не в ту сторону. Добровольно, почти по своему велению да хотению, топать в объятия Дьявола. Думая, что способны в последний момент соскочить. Сделать разворот на 180 градусов. И побежать что есть сил. Порвать все узы, что удерживали до этого. Да сжечь контракт до пепла.

[indent] - Все говорят, что ведьм создал Сатана. Дал нечестивым грешникам силу. И как продавали они свои тела да душу ему в обмен на силу. - вдох усталый срывается с потрескавшихся губ. Зажигалка привычно щёлкает едва слышно, выпуская танцующий язычок пламени. Что пожирает со страстью сигареты конец. Позволяя никотину вновь устремится внутрь тела. - Будто бы Дьяволу только и нужно это. Девственницы, души. Какой-то Крампус получается, а не король Ада. - выдох. Затяжка. Долгая. Нужная. Создающая особый эффект. Позволяя словам впиться в самую корку сознания. Позволяя хорошо там обосноваться. Словно бобёр в хатке. Вынуждая задуматься о заблуждениях, которые долгое время служили опорой и точкой неизменной. - Но если подумать, то как рогатый мог сотворить что-то в мире этом без воли Создателя? Задумайся приятель.

[indent] Люди. Общение. Вот чего не хватает в Аду. Интересных бесед. Грешник порой бывают слишком скучны или однообразны. Ну или заняты пытками постоянными. А у демонов одна лишь программа за душой. И более ничего. - Вот почему многих тянет наружу. К смертным. С их праздниками, танцами, алкоголем и мыльными операми. Они интересны. Забавны. Чудаковаты. Как бенгальский огонёк. Яркие, но краткие. Дьявол любил общаться со смертными. За пинтой светлого или же под козырьком магазинчика. С сигаретой в зубах или же под холодным осенним дождём. Территория не важна, как и сам собеседник. Все они разные и интересные. Со своими мыслями, идеями, мечтами и грехами. Множеством грехов. Чудесных. Ярких. Сладких. - Кто-то умудряется собрать все семь за день. Я их называю бегунами. Не успевают насладится каждым из грехов по отдельности. Хотя подобные любители скорости привлекают многих лордов Ада. Вынуждая скорее подсылать гонцов, дабы предложить наиболее лучшие варианты для продолжения вечности в ином царстве.

[indent] Сатана же, пусть и прекрасно относился к подобным грешникам, прекрасно понимал настоящий деликатес. Чистые и невинные души, которые ещё не познали грех. Не испачкали белый хвостик свой при прохождении кротовой норы. Лишь кончиками пальцев трогая те возможности, которые им даёт жизнь. Проходя её не полностью, глупо следуя по основной дороге. Не сворачивая за дополнительными миссиями, не пытаясь играться с вариативностью. Невинными глазками поглядывая на все те искушения, которые предлагает им мир и его обитатели. Выгоняя из разума прочь картинки о могуществе, силе, власти. Всё то, о чём мечтает в определённый отрезок жизни любой человек. Пусть и боится признать это. - И таких, среди смертных, с каждым годом меньше. Ещё немного и можно в красную книгу заносить. Сатана чаще встречает заносчивых и высокомерных персон. Чья душа давно разорвана сотнями контрактов да обещаний. Проданная и перепроданная несколько раз. Неважно, какая цель была у этих манипуляций. Важно, что итог привёл к адским котлам. И чертям, который усмехаясь, потирают ручонки. Предвкушая наслаждение от очередной пытки.

[indent] - Всё плохое сделал Дьявол. За всё тёмное в ответе он, так говорят? - пауза возникает после. И тишина тихо в воздухе свистит. Покуда сигарета тлеет в руке. Доживая свои последние секунды. Когда затяжка последняя произойдёт и окурок столкнётся в неравном бою с поверхностью плоской. - Но, хей, Австралию создал Яхве. - ехидная улыбка потрескавшихся губ. И последняя затяжка сигареты. Дым от которой струйками поднимается вверх, растворяясь в пустующем помещении. - Задумайся приятель, не стали ли Сатана удобным козлом отпущения? И не работа ли это пропаганды господней? - последняя пища для ума собеседнику. Чьи волосы на теле уже встали дыбом и глаза несколько раз сделали внутренние кувырки. Сердца отбивало чечётку слишком быстро. И готово было выпрыгнуть из груди. Покуда разум отрицал даже возможность подобной ситуации. А нутро кричало во все возможные рупоры. И запах серы бил в нос. - Классика. Сатана любит общаться со смертными, раз за разом открывая им глаза. Заставляя взглянуть на ситуацию с другого ракурса. И встряхивая их мировоззрение. Иногда, не часто, переворачивая привычные устои. Вынуждая вере изменить да отказаться от принципов своих. - И нет места лучше, как бар. Ведь, опускаясь на дно, человек готов пересмотреть все свои взгляды. Чтобы восстать новой личностью подобно фениксу из пепла.

[indent] Дьявол щёлкается пальцами из которых крохотный огонёк появляется. Поднося его к кончику сигареты, которую он пожирает неспеша. Делая пару затяжек после, пробуя никотин. Выпуская табачный дым в мир. Сатана смотрит на ночное небо, где ещё не успели появится звёзды. Эти яркие, блестящие пуговки тёмного небесного одеяла. Которые привлекают взор смертных. Складывая их в узоры и причудливые фигуры. Подталкивая их давить им названия. Объяснения к этим странным именам. - Люди и их воображение. Удивительные вещи. Видят медведицу из звёзд. Чудаки. Для Дьявола это лишь газовые гиганты. Часть из которых он зажигал с братом. Давно. Очень и очень давно. - Будто бы в другой жизни. И вот среди темноты и звука машин, Сатана почувствовал ту самую ошибку мироздания. Чит для реальной жизни. Магию. Треском в воздухе предвещающей, что вот-вот произойдёт что-то на глазах падшего. - Шоу начинается и я в первых рядах. Прекрасно.

Голова раскалывалась от малейшего движения, вынуждая Ванду морщится и кусать губы, чтобы попытаться сдержать болезненный стон. События последних нескольких дней казались расплывчатыми, словно она переживала сильнейшее похмелье, но отношения ведьмы с алкоголем всегда были натянутыми, максимум который она могла себе позволить это бутылку пива за просмотром сериала или бокал вина за ужином, но ничего крепче и уж тем более не в больших количествах. Никогда не позволяла себе напиваться до беспамятства, но не раз была свидетелем последствий бурных ночей у других, а также невольно улавливала отголоски их эмоций. Шевелиться не хотелось совершенно, но непонятные звуки, долетавшие до ее слуха, заставляли внутренне напрячься и приготовиться к обороне. Мало ли, кто и чем ее накачал и где она теперь находится.

Сознание, вместе с остальными органами чувств медленно возвращались к ведьме, вот только воспоминания отказывались проясняться, как бы она не старалась. На данный момент, ей требовалось узнать как можно больше об обстановке вокруг, не привлекая пока к себе лишнего внимания. Осторожно пошевелив руками и ногами, Ванда с радостью осознает, что ее конечности не связаны и полностью свободны. Либо ее похититель очень глуп, либо... данное открытие не сулило для девушки ничего хорошего. Прибегать же к способностям, когда ее голова так раскалывается, Леншерр не рискнула бы, но тем не менее, она чувствовала свою магию внутри. Вот только какое-то нехорошее чувство свербило в груди. Что-то было не так. Совершенно неправильно. Обычно, ведьма очень хорошо осознает, где или даже когда находится, но сейчас ее внутренний радар выдавал лишь помехи, которые бывают, если у телевизора сбита антенна. Картинка перед ней кажется смазанной, размытой, словно мозаичной.

С опаской, напрягшись всем телом, Ванда приоткрывает глаза, чтобы осмотреться, но тут же зажмуривается от яркого света, бьющего через не зашторенное окно. Судя по высоко стоящему солнцу, на часах около полудня, что было совсем нетипично для ведьмы, привыкшей спать от силы несколько часов и просыпающейся всегда раньше всех на базе. Медленно, стараясь не делать резких движений, она присела на постели, пару раз моргая, чтобы глаза привыкли к слишком ослепительному освещению. Комната, достаточно просторная, но определенно уступающая той комнате, которую близнецы занимали в башне Старка. Раза так в три уступающая, но тем не менее, достаточно уютная и вселяющая в душу ощущение дома, чего-то родного и давно забытого. Непроизвольно, Леншерр хмурится, но сосредоточиться не получается из-за нарастающего гула в ушах. Прикрывая снова глаза, ведьма откидывается на изголовье кровати, медленно потирая виски двумя пальцами, как всегда делал Пьетро, помогая ей восстановить контроль. Мысль о брате заставляет ведьму резко соскочить с кровати, поморщившись от очередной вспышки боли и хватаясь за стену для равновесия. И в тот момент, когда пелена перед глазами спадает и она решает провести небольшую разведку, дверь в комнату резко распахивается и ударяется о стену, а после мимо нее проносится серебряный вихрь, моментально бросающий волосы ей в лицо.

- Вставайвставайвставайвсюжизньпроспишьсколькоможномнескучно, - привычная торопливая речь близнеца как обычно сливается в единое, трудное к пониманию слово, но у ведьмы большой опыт общения со спидстером.

Сердце радостно сбивается с ритма. С ней все в порядке, ее никто не похищал, возможно, она просто перегрузила себя тренировками со Стрэнджем в последние дни, поэтому и оказалась такой истощенной этим утром. На губах против воли появляется улыбка, и Ванда уже готова со смехом окликнуть брата или же отправить ему под ноги небольшой сгусток энергии, чтобы поубавить спеси, как он сам останавливается, а глаза Ванды расширяются в немом ужасе. Перед ней не ее брат. Парня перед собой она совершенно не знает. Они примерно одного роста, тогда как ее Пьетро вымахал на целую головы выше своей сестры; его волосы отливают серебром, а не частично седые, как у Ртути, да и гораздо длиннее привычной стрижки брата; не говоря уже о том, что ее отражение предпочитал совершенно иной стиль в одежде. Этого человека Ванда совершенно не знает, поэтому автоматически принимает боевую стойку, приподнимая руки, но не выпуская алый туман. Пока.

- Эй, Вандс, ну ты чего? - парень откровенно опешил, чуть отступая от нее назад, поднимая руки в сдающемся жесте, стараясь выглядеть при этом максимально невинно, приподнимая брови и осторожно улыбаясь, - нуподумаешьясъелтвоилюбимыепирожныенотыжезнаешьуменябыстрыйметаболизммненадомногоесть, - быстро-быстро говорит спидстер, заставляя Ванду нахмуриться в непонимании. Он ведет себя, как будто они близко знакомы, как будто... он ее брат. Но этого не может быть. Ведьма встряхивает головой, совершенно теряясь и не понимая, что происходит. Пытается мысленно добраться до брата, до Стрэнджа, до профессора Икс, да даже до отца, но натыкается лишь на глухую стену.

Кто бы это не сделал, он за это заплатит.

А потом происходит что-то совершенно необъяснимое. В комнату, с широкой улыбкой и расслабленным выражением лица заходит Лорна, которая задорно смеется, услышав последние слова незнакомца. А Ванда делает единственное, на что хватает сил. Бросается к сестре и крепко ее обнимает, утыкаясь в ее плечо и расслабленно облегченно выдыхая. Слава богам, она не одна наедине с этим безумием.

- Лорна! - она отстраняется, обнимая лицо младшей ладонями, не в силах поверить в свою удачу, - Что здесь происходит? - в ее голосе проскальзывают властные металлические нотки их общего отца, но контролировать себя у Ванды больше не получается. Ей нужны ответы и немедленно. Если это какой-то глупый розыгрыш, она убьет всех участников, начиная с Пьетро, ведь наверняка это его идея. Кто еще мог додуматься до такого?

Оранжевый закат ярко пылал над небосклоном, медленно опускаясь за горизонт планеты. Асока стояла посреди небольшой поляны, сплошь усыпанной высокими травами, и с интересом наблюдала за Эзрой. Они совсем недавно познакомились, но Тано было любопытно посмотреть на его тренировку, оценить потенциал этого мальчишки. И зрелище, которое представало перед её глазами, умиляло тогруту.

«Желание быстрого обретения знаний, безудержное стремление обрести как можно больше силы, кого-то он мне напоминает…» — женщина едва заметно хитро ухмыльнулась, глядя на то, как Бриджер резко орудует мечом, а затем решила подойти поближе.

— Сила и мощь, говоришь? Дайка посмотреть, — Асока спокойно протянула руку вперёд, попросив Эзру передать ей оружие.

Хитрый план, как преподать самонадеянному Бриджеру хороший урок, родился за секунду, и ловкие оранжевые пальчики спешно извлекли кристалл из рукоятки.

— Эй, что ты делаешь?! — в один момент послышалось недовольное восклицание Эзры.

— Учу тебя, — резко, дерзко и почти нагло отозвалась Тано, — Попробуй теперь отразить мои атаки и показать мне ту силу, о которой ты только что говорил…

Одним лёгким движением Асока взмахнула рукой, оправляя кристалл из меча Бриджера куда-то в неизвестном направлении, среди высоких изумрудных трав, а вторым — моментально вернула разобранный меч своему «зазнавшемуся» ученику.

Ещё через секунду её белые клинки, будто сами прыгнули в руки тогруте, и, не давая Эзре ни минуты на раздумья, женщина атаковала его.

— Эй, так не честно! Я не могу защититься без кристалла… Я не могу найти его…

Как и думала Асока, посыпались хаотичные оправдания по поводу «жёсткости» её обучения, но Тано изначально была к этому готова, пожалуй, даже она и ждала такой реакции.

— Бои с настоящими противниками никогда не бывают честными. Сконцентрируйся. Попробуй ощутить его через Силу… — быстро бросила короткий совет тогрута, при этом не переставая всё так же настойчиво нападать на Эзру.

Взмах мечом, ещё один, очередной приём… И вот её тактика удалась.

«Похоже, Эзра действительно учится так же быстро, как я предполагала», — только и успела про себя подумать женщина, прежде, чем новая её дерзкая атака легко была блокирована уже полностью собранным световым мечом Бриджера.

— Надеюсь, этот урок чему-то тебя научил, — загадочно ухмыляясь, Тано деактивировала свои белые световые клинки и чуть отошла от Эзры.

Ответ, который она получила от Бриджера, полностью её удовлетворил. Будь то, джедай, или серый джедай, не столь важно, никогда нельзя забывать о самоконтроле, никогда нельзя поддаваться пьянящему соблазну быстрого обретения мощи и гордыне, никогда нельзя терять гармонию и баланс с Силой. Асоке хотелось верить, что она, сейчас, в самом начале пути молодого джедая, смогла донести до него эту простую, но первую и крайне важную истину.

Желание непомерной Силы, гордыня, самопревозношение, излишние несбалансированные эмоции ведут на тёмную сторону. И хоть Асока уже давно не была джедаем в полной мере, она почему-то чувствовала, что должна была уберечь от подобных ошибок, уберечь друзей и близких, так, как когда-то она не смогла уберечь… Его…